Все помнят нашумевший фильм «Москва слезам не верит». Вы тоже заметили один диковинный факт? Главная героиня преподносит своему кавалеру суп в … супнице. Как у женщины, которая была далека от готовки и уборки, а все свободное время проводила на работе, затерялась такая посуда?
Для меня супница была чем-то особенным. Я еще успел застать поколение семидесятых, к которому относились и мои родители, присутствовать на их торжественных чаепитиях за большим праздничным столом. Но все по порядку…
В нашей семье был красивый чешский сервиз на двенадцать персон. Его ставили на стол только по приходу долгожданных гостей. Вот в нем я впервые в жизни и увидел супницу. Еще там была такая смешная штука для масла. Мама не разрешала самому брать посуду, только под ее присмотром.
Вот этот сервис появился в нашем доме, как только в него вступила мама. У моих родителей была очень существенная разница в возрасте. Папа был старше мамы на тридцать шесть лет. Как же сильно он ее любил. При одном взгляде друг на друга они расцветали и благоухали, как полевые цветы.
Мама пересмотрела всю мебель в доме. Она склонила отца к покупке лакированной атрибутики. Старые столы, стулья и тумбы пошли в топку. На дачу переехал старинный стол, ножки которого украшали головы львов. Мне они очень нравились, и я изредка их гладил.
В нашей городской квартире появилась совершенно другая мебель. Полированная. Первым был секретер. Сейчас многие даже не знают значения этого слова, а в те времена он вызывал у меня бурю восторга. Секретер – это такой шкаф, одно отделение которого превращается в стол. Именно на нем периодически работал мой отец за печатной машинкой. Она так мелодически выстукивала. Мама всегда запрещала мне к ней прикасаться, но я в тайне это все равно делал.
Затем к нам перекочевали сервант и два кресла. В кресле любил расположиться отец после обильного обеда. Он неторопливо читал газету и смотрел вдаль. Именно об их ручки я в свое время точил новый перечный ножик. Хорошо, что никто с родителей этого не заметил.
В серванте стояла семейная библиотека. Множество томов классиков русской и зарубежной литературы. Я перечитал их все уже после школы и всегда горжусь этим. Отдельно хочется рассказать о баре. Он был всегда переполнен различными крепкими напитками. Бутылки искрились в солнечном цвете. Вино, шампанское, водка, наливки… Родители редко открывали это отделение, сами не употребляли. Но если папа начинает пересматривать бар, значит к вечеру к нам пожалуют гости. В другом отделении серванта находился сервиз с супницей.
Также, родители прикупили стол. Он был таким гладеньким и красивым, что я не удержался и нацарапал на нем слово «дурак». Мама сразу заметила и поставила меня в угол. Это было мое коронное место, где я в свои шесть лет должен был подумать об ужасном поведении и сделать соответствующие выводы. Именно за этим столом и происходили все наши званые обеды и ужины.
Приходили в основном родственники отца. Маму навещала только одна ее подружка Зина со своим маленьким пухленьким кавалером Исааком. Со временем он переехал в Израиль, оставив Зину совсем одну. Она долго горевала и больше никогда ни с кем не встречалась.
Первым всегда жаловал близкий друг папы Владимир и его жена Соня. Соню все называли молодой. Но я не понимал, как может быть молодой сорокашестилетняя женщина с тонкими бровями и «химией» на голове. Вот мама была молодая, ей всего лишь двадцать четыре. Но даже мамин возраст значительно увеличивался, как только она одевала модную каракулевую шубу. Мне она вообще не нравилась. Я любил короткий полушубок из кролика, которого было так приятно гладить. Когда отец умер, чтобы выжить, мама начала распродавать свой гардероб…
Затем появлялся папин начальник. Он был грузином и очень смешно со мной общался. Я не выговаривал букву «р» и дядя Зураб с удовольствием меня учил этому.
Часто к нам приезжала папина родная сестра. Она жила в Питере, была очень красивой и немного противной. Она относилась очень негативно к союзу пятидесяти пятилетнего папы и восемнадцатилетней мамы, плодом чьей любви я являлся. Тетя Берта внимательно смотрела мне в лицо, затем вздыхала, улыбалась и громко оглашала «диагноз»: «Выкопанный папа!» Все начинали смеяться и хлопать меня по плечу.
Также у нас гостевали сын моего папы от первого брака со своей миловидной женой. Между нами была разница в двадцать пять лет. Я относился к сводному брату с небольшой опаской и называл его: «Дядя Болис, мой блять». Все громко смеялись, а мой кровный родственник всегда обнимал меня и давал конфеты.
Застолья в нашем доме были частыми. Мама любила и умела готовить. Ее всегда хвалили. Косметикой мама никогда не пользовалась. Изредка душилась духами и подводила губы. Папе часто говорили, что его теперешняя жена – настоящее чудо: очень скромная и ненавязчивая, просто бриллиант!
Столы всегда накрывали богатые. Сервиз расставляли по всем правилам этикета. Справа от тарелки лежала столовая ложка, два ножа, а слева – две вилки. У каждого гостья было три тарелки и одна пирожковая. Правила приличия знали абсолютно все. Они были особыми людьми, пережившими голодные года, воевавшими за свободу и получившими в награду счастливую жизнь. Наши гости вели неспешные беседы, всегда пропускали дам вперед, приходили в классических костюмах и изысканных платьях.
На столе появлялась супница. В ней плавал куриный бульон и домашняя лапша с яйцом. Вкуснее я ничего не пробовал. Кстати, дети за стол не допускались. Я шел в другую комнату и читал книгу, или рисовал. Уже после супа мужчины начинали расхваливать мою маму. Она обильно краснела, а папа выпрямлял плечи и улыбался.
После супа наставало время салатов и закусок. Традиционно было оливье, шуба и салат с крабовым мясом. Вот вспомнил, и уже слюна потекла, так оно все гармонично и вкусно сочеталось. Больше всего было за столом рыбы. Папа привозил ее из многочисленных командировок. Я знаю вкус настоящей черной икры, красной рыбы с Дальнего Востока и даже чавычи. Последнюю папа привез из Камчатки. Она была огромного размера. Папа порезал ее на куски и подвесил в кухне довяливаться. Вкус просто божественный. Никогда больше я не пробовал подобного…
Первым горячим блюдом был гусь с яблоками. Всегда выбирались только антоновки. Они хранились у нас всю зиму на даче, закутанные в покрывала. Эти яблоки пахнут по-особенному. Помню, папа доставал зеленое наливное яблочко и давал мне понюхать корешок.
Если птицы не было, мама запекала огромную баранью ногу или свиной окорок на кости. Папа всегда резал сам эти блюда, ловко придерживая мясо с помощью специальной большой вилки. До сих пор помню ароматы, которые растекались по квартире.
После горячего гости наполняли свои фужеры повторно и начинали танцевать. Для таких посиделок у нас был заготовлен специальный проигрыватель с виниловыми пластинками. Как же я любил наблюдать за танцующими парами. Особенно за отцом и матерью…
Через восемь лет после свадьбы моих родителей, отца не стало… Мама запрещала мне плакать и просила быть сильным. Я не мог остановится и не представлял, что с нами будет дальше…
Мама подавала сладкое. Это был наполеон и безе. Накануне мы вместе готовили эти лакомства с мамой. Мне доверяли взбивать крем. Вначале я отделял желтки от белков, затем взбивал их до нужной консистенции. Безе запекалось в духовке и называлось «Поцелуй хозяйки». Мама смогла передать рецепт моей жене, но Глаша редко балует меня такой прелестью.
После чаепития гости неторопливо собирались уходить. Мама старалась задержать их как можно дольше. Все прощались и скоро снова приезжали к нам. Папа помогал собрать со стола, мама мыла посуду, а я ее вытирал. Затем сервиз снова ставили на место.
Сколько для нас значила эта прекрасная супница… Когда отца не стало, мама нашла в ней ценный подарок – целых сто рублей, которых тот положил в нее перед походом в больницу. Я не представляю, что должно произойти в нашем современном мире, чтобы люди снова начали подавать суп в супницах и накрывать столь богатые столы…
Но для меня это самые сокровенные воспоминания. Когда моя семья собирается за столом, я всегда говорю тост за детей. Меня не подпускали за стол к взрослым, но я очень четко помню эти радостные моменты, когда дом наполняется гостями и праздничной суматохой. А через несколько лет на моем месте будут сидеть уже мои дети. Пусть же и у них будут такие теплые и возвышенные воспоминания, как мои о супнице…
